У меня нет отношений

3 февраля 2021

Работа с ранними детскими травмами 

 

Не быть в отношениях или не быть в близких отношениях с Другим/ Другими, или не быть в здоровых отношениях,  или не быть в официальных отношениях, или быть в формальных отношениях («брак официальный есть — удовлетворения нет» или «дружим 10 лет и всё время игра в одни ворота») — это всегда наше решение. *

Бессознательное или полусознательное («сам понимаю, опять вижу, опять ощущаю, что … но вдруг оно как-то само…») и тем не менее — наше.

Когда нам больно и трудно наша психика естественным, привычным способом может защищается. Как правило, отрицанием — «это она… он…они…ты..».

В этом месте происходит отыгрывание детской травмы в переносе рядом с Другим. 

Как когда-то рядом со значимой фигурой в детстве нами будет ощущаться, что сейчас нам не достаёт (и, действительно, может не доставать)
— включенности в наше бытие со стороны Другого,
— внимания к нашим чувствам и состояниям,
— подлинной заботы о наших потребностях,
— уважения к нашим границам
и что мы самым естественным образом от нашего окружения  ожидаем. Как ожидали от значимых взрослых «там и тогда».

 

Наша психика в процессе жизни бессознательно стремится переиграть травматичный опыт, выбирая бессознательно наиболее подходящих для этой цели людей на работе, в личных отношениях или дружеских, в любых социальных контактах окружающего мира.

С самыми подходящими — мы создаём пару: более тесное эмоциональное взаимодействие.

Из детского дефицита мы воссоздаем «те» дисфункциональные  отношения — теперь уже с другими людьми.

 

В выбранных нами отношениях мы вновь и вновь повторяем моменты травмы с бессознательной поддержкой  партнеров по общению — чьи травмы в свою очередь  максимально, как ключик к замочку, подходят нашей и тоже разворачиваются рядом с нами.

И, наконец, вновь соприкасаемся с теми чувствами и состояниями в нас, что когда-то сопровождали формирование травмы.

Отчаяние, беспомощность, ярость, ненависть, которые страшно показать в сторону Другого, когда нас ругают, критикуют, обесценивают, физически нападают — или равнодушны, «выключены», избегают эмоционально и физически.

 

«Прикрывает» огромный пласт не выражаемых нами чувств в паре  (не парадных, не «правильных», «плохих» с точки зрения нашего окружения из детства или настоящего партнера по общению) — тревога.

Тревога о том, что мы вновь можем оказаться отброшенными, наказанными Другими за то, какие мы есть, если ослабим свой контроль.

Именно так в детстве выстраивается логическая цепочка ребенка — «всё происходящее из-за моей плохости, если я постараюсь и буду вести себя хорошо, то мама будет рядом, мама будет меня любить».

Этого рода тревога замыкает наши уста, даже если физически мы уже давно выросли и больше нет «той» маленькой девочки или мальчика. И даже больше — мы прекрасно реализованы в социуме.

В тревоге мы начинаем контролировать не только наши желания, потребности и чувства, расщепляясь на «правильного» и «неправильного» себя, оставляя лишь те свои части, которые, как мы фантазируем, могут понравиться Другому — но и свою речь. 

Исключаем всё, что может нас обнаружить — «я… мне…у меня…я хочу… я не хочу… мне нравится… мне не нравится…».

Всё, что указывает — «я есть! Я — живой!».

Душевная боль становится в этом месте невыносимой.

Мы запрещаем себе говорить о том, что мы чувствуем, видим, ощущаем, о чем фантазируем, что приходит нам в голову, чего боимся, что нам не нравится и что нам хочется сказать, в чем нуждаемся и о чем мечтаем.

В этом смысле мы умираем определенной частью нашей души, наша Самость в лучшем случае приглушена, а в трагичных сценариях — молчит.  Мы теряем контакт с самим собой и проживаем как будто Другого — чьи-то мысли, идеи, желания, потребности, чувства. Перестаём различать собственные.

Ощущаем себя в отношениях не удовлетворенными, подавленными, апатичными, дезориентированными, напряженными и испуганными, раздраженными.

В нас живёт ощущение оставленности, брошенности и сильнейшей уязвимости.

То есть ровно то, чего — казалось бы! — изо всех сил мы пытались избежать, соглашаясь на нам чуждое в желании понравиться Другому и собой жертвуя, прячась — или отождествляясь с нашими преследователями из детства: демонстрируя уже со своей стороны тиранические, чрезмерно агрессивные или пассивно-агрессивные паттерны в сторону Других.

 

 

… В этом месте — в благополучном сценарии — мы решаемся на ещё одни отношения в нашей жизни. 

Решаемся, находясь в той же самой тревоге, страхе, боли, остроте отчаяния, что в нас живут.

И при этом слушая в себе что-то ещё.

Что назвала бы зовом Самости. Любовью.

Именно той любовью, что сохранена нашей памятью в виде, может быть, мгновений любви — прикосновений, взглядов, ощущений рядом со значимыми взрослыми в нашем детстве.

Когда мы получали принятие, внимание, участие.

Когда нас видели. 

 

Мы решаемся вновь вернуться к этим мгновениям.

Мы обнаруживаем, что хотим жить, ощущать себя живыми, быть у себя снова. 

С этим влечением мы обращаемся к окружающему миру.

Ищем того, в ком — как мы предощущаем, предчувствуем — есть эта любовь, в ком мы хотим её найти.

Мы вступаем в новые отношения. 

Мы создаём пару, где появляется для нас возможность — быть, любить, пугаться, ненавидеть, чувствовать и осуществлять себя рядом с Другим.

Мы решаемся вновь открыться в присутствии Другого.

Острожно.

Не доверяя.

Контролируя.

В своём темпе.

И в своём ритме.

И в своё время.

Испытывая боль, страх, любовь, благодарность, нежность, ненависть, ярость и гнев, или отвращение.

Отталкивая и нападая.

Угождая и жертвуя.

Воссоздавая всю полноту нашей драмы «там и тогда» в надежде, что сейчас связь с Другим выдержит интенсивность всех наших чувств и то одиночество — отступит.

И мы, обнаружив себя, с собой останемся.

 

* отдельная тема в данном контексте — ситуации насильственного удержания в отношениях, когда присутствует эмоциональное и физическое преследование, насилие — в отношении детей и пожилых, больных людей, в том числе. Речь в данной ситуации идет о здоровых и дееспособных людях.